Стало тихо, белым туманом заволокло всё вокруг.
– О, Нимезида, ты неумолима! Как нестерпимо голова болит! – услышала я мелодичный голос.
– На празднествах нам избегать излишеств надо, не раз я говорила вам об этом, – зазвенел хрустальным колокольчиком ответ.
– Пусть Фурия тебя возьмёт! Быть непочтительной к владыке? Всегда пьяна я буду в день веселья! И пляски, и тимпаны мне по сердцу! – серебристым дождем рассыпались новые звуки.
– В последний раз мы, почитая Зевса, сгубили жизни мирных атлантийцев. Так умудрились нити перепутать – часть полотна совсем пришла в негодность!
– И нити Цинь случайно перервали во славу жизнь дарующей Деметры.
– А Посейдона чествуя, залили часть Азии и целиком Европу.
Я стояла среди разваливающихся ватными клочьями хлопьев тумана и с изумлением рассматривала ожившую репродукцию.
Величественные девы расположились вокруг огромного приспособления, напоминавшего своей конструкцией рисунок примитивного ткацкого станка из школьного учебника истории. Они склонились над тканью. Один её край был в станке, а другой пёстрой полотняной дорогой, которой не было ни конца, ни края, уходил куда-то вглубь обширного мраморного зала с колоннами. Богини мойры были холодны, как изваянные резцом древнего ваятеля скульптуры, и слишком велики, чтобы выглядеть изящными. Похожие на огромных кариатид, они не были совершенны. Бледную щёку одной из них пересекали наискось три длинных свежих царапины. На прозрачно фарфоровой скуле другой багровел синяк. Рыжие кудри третьей были всклокочены, будто её яростно драли за волосы.
– Так вот кто устроил всемирный потоп! – прокаркало слева от меня.
Приятный Никитин баритон, в сравнении с божественными голосами, звучавшими как флейта, хрусталь и серебро, казался вороньим граем. Стряхивая с себя пушистые влажные комья тумана, Ник решительно шагнул к мойрам.
– А империя Великого Инки? – еще шаг вперед. – А египетское царство? – бесстрашно наступал Никита.
– У ваш что… швяжки фарфоровые? – взвилась откуда-то снизу с вопросом о голосовых связках живая-здоровая пчёлка Машуня. Голос в недавнем допчелином прошлом солистки фолк-рок группы сейчас резанул слух фальшивой скрипкой.
– Как мы здесь оказались? – слова мои проскрипели на манер несмазанной двери, я съёжилась, но всё же решилась добавить: – Вы можете вернуть нас домой?
Богини не снизошли до ответов.
– Смертным не место в чертогах великих богинь.
– Без промедления следуйте к мудрому старцу Сароху.
– Вам предначертана, девы, судьба героинь.
– Спутник-герой вам поможет вернуться в родную эпоху.
– Это вы сейчас с кем…
Белые хлопья тумана вновь плотно окутали нас, но на этот раз быстро растворились без следа.
– …разговаривали? – успел договорить Никита и плашмя рухнул на землю, едва увернувшись от шальной стрелы.
Я плюхнулась рядом. Земля под нами дрожала.
– Надо как-то спрятаться, – предложил Ник.
Мы сползли в мелкий овражек за кустистыми кочками и попытались осмотреться, не привлекая к себе внимания.
– У меня глюки? – прошептал парень, обнаружив, куда мы попали.
Я отрицательно покачала головой и продолжила наблюдать за удивительными существами. До пояса они были мускулистыми смуглыми людьми, а ниже выглядели как породистые кони. Существа удирали от свистящих и улюлюкающих молодых вольтижёрок на разгорячённых лошадях. Нам довелось стать свидетелями краткой схватки кентавров с амазонками. К счастью, бой не был кровавым. Несколько легкораненых с обеих сторон, и луг отвоёван амазонками. Кентавры ускакали, ругаясь и угрожая сквозь зубы, девушки удалились весело хохоча.
Знакомиться не хотелось ни с теми, ни с другими – все они казались одинаково опасными. Мы лежали в укрытии, тихонько перешёптываясь, пока не успокоились и не застрекотали кузнечики. Машуня, чувствуя себя в полной безопасности, перелетала с куста на куст. Щебетали птицы, веял теплый ветерок. Расслабившись, мы повалялись ещё немного в траве. Наконец, встали и снова осмотрелись. Из бесшумных, бездвижных чертогов богинь мы перенеслись в мир звуков и красок. По чистому небу плыли легкие облака, их тень перемещалась по траве и пестревшим повсюду цветам, пахло мёдом. Ландшафт был великолепен. За просторным лугом виднелись покрытые зеленью холмы, дальше можно было видеть горную гряду, над которой возвышались две снежные вершины. Недалеко от нас к лугу примыкала роща. Становилось жарко. Мы решили укрыться в тени деревьев.
– Я сплю? Три сладкоголосых ткачихи-переростка спьяну запутали нити наших судеб. Потом с похмелья выкинули нас в небезопасную неизвестность. Пообещали какого-то старца на геройском пути, – баритон вновь звучал приятно.
– Похоже, этот шон шнится не одному тебе, – зависла в районе его переносицы Машуня.
Ник, никогда раньше не обсуждавший проблем с толстой шепелявой пчелой, обернулся ко мне:
– И где искать старца, как его там…?
– Сарох меня зовут, – раздалось в ответ.
От ясеня отделилась незаметная прежде фигура крепкого старика, странным образом напоминавшего дерево, возле которого он маскировался. Старик был укутан в длинный коричневый плащ, в руках держал суковатый посох с набалдашником в виде птичьей головы. Впечатляли его статная фигура, тонкие черты лица, длинные зеленовато русые кудри, коричневая, напоминавшая древесную кору, кожа и вековая мудрость в глазах.
– Я только что в упор смотрел на это дерево, но никого не видел! Колдун что ли?
– Как и предупреждал Протей: невежа, пчела, замарашка, – вздохнул старец и двинулся в сторону холмов.
– Подождите, – устремилась вдогонку Машуня, облетела древесного старика, не рассчитав, врезалась ему в лоб и плюхнулась в траву. – Добрый человек, – жалобно раздалось из травы.
– Я не человек, – Сарох ласково усадил пчёлку на ладонь.
– О проштите, гошподин штарец Шарох. Вы, наверное, великий маг. Маг всех магов, – Машуня старалась быть предельно почтительной и умильно вежливой.
– Маг магов? – вскинул бровь старик.
– Волшебник, – пояснила просительница, – верните мне нормальную речь, пожа-а-луйшта. И чтобы я перештала быть пчелой.
– Твоя подруга сама всё исправит.
– Эта недоучка ишправит? Она только вшо портит!
«Еще подругой называется», – обиженно подумала я, признавая в душе её правоту.
– Эй, друг… уважаемый… господин Сарох, – вклинился Никита, – может быть, вы подскажете, как нам домой вернуться?
Старец Сарох жестом велел нам следовать за собой и размашистым шагом поспешил в направлении холмов.
Половодье вопросов затопило моё сознание. Как вернуться домой? Кто этот старец, если не человек? Откуда он всё знает? Как вернуть Маше нормальную речь и человеческий облик? Но я благоразумно помалкивала, стараясь не отставать.
Идти пришлось долго. Старец торопился и без конца поторапливал нас, не давая остановиться ни на минуту. Близился вечер, когда мы пересекли обширный луг и подошли к похожему на перевернутую чашу, покрытому сочной растительностью холму. На краю луга у кромки леса выбивался из земли родник, из него тонкой струёй вытекал ручей. Набирая силу подземных вод, он бежал по камням, становился всё шире, глубже и полноводней.
– Сюда, – величавым жестом Сарох распахнул увитую зеленью дверь.
Слегка пригнувшись, он вошёл внутрь холма. Нам, даже высокому Никите, пригибаться не пришлось. Увиденное внутри дышало магией, поражало воображение. Откуда-то лился зеленоватый свет, напоминавший просвечивающие сквозь широкие листья деревьев лучи солнца. Пахло душистыми травами и ещё чем-то вкусным. Обширное помещение, видимо, служило столовой и кухней. Над очагом, ничем не поддерживаемый, висел котёл. Ложка с длинным изогнутым черенком сама собой помешивала кипящее в нём варево. В центре разместился большой стол, вокруг него – стулья на ножках в форме львиных лап. Гладкий пол переливался янтарём разных оттенков – от светло-жёлтого до терракотового. Это было необычайно красиво.
Пока мои уставшие друзья зачарованно озирались по сторонам, Сарох подтолкнул меня к одной из внутренних дверей. Шагнув через порог, я попала в удивительную овальную комнату, наполненную чудным, как будто концентрированным солнечным светом. Лучи не слепили и не обжигали, они были вполне материальны. В их ласковые волны я погрузилась, как в воду, в которой легко дышать, смотреть и говорить.
На застеленном белым полотном просторном ложе лежала навзничь худенькая девушка. Глаза её были открыты. Я подошла ближе. Девушка горела в лихорадке и была очень слаба. Её сухая тонкая кожа отслаивалась белыми чешуйками, а кое-где была покрыта буроватыми пятнами. На обездвиженных руках просвечивал нездорово желтый рисунок вен, губы потрескались. А в глазах была такая мука, что я невольно прижала руку к занывшему сердцу. Сострадание и желание помочь захлестнули меня, и я, не колеблясь, взяла в руки камею. Вспоминая свой маленький неуклюжий опыт волшебства, я старалась выжать из него всё, что можно. Мысленно попросила камею исцелить несчастную, затем приказала ей это вслух и попыталась представить себе девушку здоровой. Ничего не получалось, но я боролась, заставляя себя рисовать внутренним взором румяные щеки, чистую кожу, веселый взгляд. Время шло, ничего не происходило.
– Она дриада, – вдруг быстро проговорил старик, о существовании которого я почти забыла.
Слова прозвучали откровением и словно распахнули дверцу в запретный мир. Ко мне вернулось однажды уже испытанное чувство единения с камеей в сплетающихся струях нашей истинной сути. Мысленным взором я увидела стройное деревце, наливающееся жизненной силой, бегущей белым соком от сильных корней к пышной округлой кроне.
Когда образ потускнел, я оторвала взгляд от камеи. Девушка сидела на постели и улыбалась мне. Её влажные глаза были цвета переспелой черешни. Волосы спускались по спине и платиновой волной укрывали ложе. Бархатистая смуглая кожа оттенялась белой тканью платья. Девушка была здорова и очень красива.
Слезы бурным потоком хлынули из моих глаз. Целый день меня обижали, я попадала в ужасные и нелепые ситуации, меня носило неизвестно где, как осенний безвольный листок. Я рано встала, долго шла пешком, устала и была голодна. Наконец, попав в чудесное жилище с прекрасными созданиями, стою в грязном домашнем халате с шишкой на лбу, ободранной коленкой, засохшими потёками на чумазом лице и нечёсаными волосами. Я громко рыдала, горе моё было безутешно. Взглянув на свои заляпанные грязью и травяным соком тапки, в которых вывалилась из окна и пропутешествовала весь день, я заревела еще пуще от того, что они так глупо розовые и с помпонами.
Старец ласково гладил мои вздрагивающие плечи. Девушка встревожено заглядывала в лицо и пыталась взять за руки, которые я прятала, стараясь не испачкать её чистенькие ладошки.
– У тебя был трудный день, но осталось ещё одно дело, – напомнил старец, когда мои слёзы иссякли, и рыдания утихли.
Я кивнула. Сарох вышел и быстро вернулся с пчелкой Машей на плече. С помощью камеи, вооружённая новым, полученным в борьбе за жизнь дриады, знанием, я быстро вернула подруге человеческий облик и нормальную речь.
Увидев моё зарёванное лицо, верная Машуня мгновенно оценила ситуацию и прижала меня к себе. Она не стала задавать ненужных сейчас вопросов. Я чувствовала себя обессиленной, когда вошла в зал с большими серебряными ваннами, наполненными горячей водой. Раздевшись, погрузилась в благословенную воду и буквально через минуту почувствовала себя значительно лучше. Силы возвращались ко мне, а с ними и радость жизни. Всё произошедшее уже не представлялось страшным испытанием, фантастические приключения стали казаться бесценным даром судьбы. Маша помогла вымыть голову, капнув мне на волосы из маленького флакона что-то, давшее обильную пену.
– Ну, спрашивай, – наконец повернулась я к подружке, понимая, что она уже не в состоянии сдерживать распирающее её любопытство.
Я поведала Машуне, как, исцеляя дриаду, научилась обращаться с камеей. Она рассказала, что состав воды восстанавливает физические и духовные силы, а моя дриада – одна из пяти красавиц-дочерей Сароха. Зовут её Мелия. Только после этого Маша окунулась в приготовленную для неё воду.
Завернутые в куски белого полотна, найденные нами в ванной комнате, мы лениво разлеглись на широких скамьях и мирно щебетали, обсуждая недавние события.
– Всё равно не понимаю! Какой образ ты увидела, когда меня шепелявить заставила?
– Вспомнила, как ты в детском саду стишок рассказывала: «Мишка кошолапый по лешу идёт, шишки шобирает, в кужовок кладёт», – воспроизвела я слышанный в детстве Машин лепет.
– Мне пчелой понравилось быть, – Машуня мечтательно закатила глаза и заложила руки за голову. – Лёгкая такая! Летаешь себе. Устала – села кому-нибудь на плечо, поехала дальше. Можешь меня опять в пчелу? – предложила она неожиданно.
Мы забавлялись Машиными превращениями в пчелу и обратно, когда вошла Мелия с чистой одеждой. Перебирать мягкие цветные ткани, любоваться орнаментом было истинным удовольствием, но, чтобы надеть принесённые наряды, нужно было обладать настоящим мастерством. Его с избытком хватало у дриады. Её гибкие проворные руки сновали, укладывая красивые складки, скалывая ткань на плечах, поправляя драпировки.
– Давай пояс под грудью завяжем… – начала было Маша и осеклась, увидев изумлённый взгляд Мелии.
Мелия перевела взгляд на меня.
– Нет, она не замужем, – покачала я головой.
Настала Машина очередь удивлённо хлопать ресницами.
– Под грудью завязывают пояс замужние женщины, – пояснила я.
Маша продолжала вопросительно таращиться.
– На тебе – хитон, пряжки на плечах – фибулы, поверх хитона надевают пеплос, а это – стефана, – ткнула я пальцем в изящный венец, отвечая оптом на все немые вопросы в изумлённых глазах подруги. – Моя курсовая по античному миру.
Когда Мелия сделала колпос – напуск, хитон стал короче, а точёная девичья фигурка в тонкой мягкой ткани стала выглядеть ещё изящнее.
– Пеплос?! Не хочу! Чудного зеленого сарафанчика с брошками достаточно! – взъерепенилась Маша, когда Мелия взяла в руки светло-коричневую ткань с желтым орнаментом.
– Здесь ходить в одном хитоне, все равно, что у нас – в нижнем белье.
– Эксперт, – ехидно процедила подруга, но взгляд её сиял гордостью за меня и мои пригодившиеся знания.
Мне достался голубой хитон. Синий пеплос был обильно украшен по нижнему краю вышивкой из золотых нитей. Короткая, выше колен одежда и мягкие полусапожки, были очень удобны.
Машины локоны почти высохли. Она закрепила надо лбом ажурную стефану и удовлетворённо кивнула своему отражению в изысканном зеркальце на длинной бронзовой ручке. Зеленоглазая Артемида-охотница готова!
Я не была готова. Моя тяжёлая чёрная грива сохла значительно дольше, вдобавок пара мокрых прядей основательно запуталась в пряжке-фибуле на плече. Пока я подыскивала, чем отрезать пряди, фибула рассыпалась на части и упала, высвободив мои волосы. Мелия подхватила распавшиеся концы ткани, а я машинально приложила к ним камею. Камея органично, как пряжка, укрепилась в пеплосе, подойдя по цвету, форме и размеру.
– Ты хочешь снять одежду? – спросила меня Мелия, когда я энергично теребила пеплос и камею, пытаясь выяснить, как они скреплены.
Я отрицательно качнула головой.
– Тогда пойдём, – протянула она мне руку.
– Для этого мира ты слишком испорчена рационализмом, – взяла меня за другую руку Машуня и зашептала: – Снимешь через голову, когда понадобится.
– А камея? Она же гладкая с обратной стороны. Клей что ли выделила? Мне теперь всё время с этой тряпкой таскаться? – зашептала я в ответ.
– Потом подумаем. Сейчас это может подождать, – дружно решили мы, входя вместе с Мелией в просторный столовый зал.
Котла над очагом уже не было, пахло еще вкуснее, неизвестно откуда по-прежнему лился приятный зеленоватый свет. Четыре высокие красивые девушки накрывали стол к ужину.
– Коротковата юбчонка! – из двери напротив в сопровождении Сароха выходил наш спутник, оглядывая свой диковинный наряд.
Парень был хорош! Короткий жёлтый хитон и плотно прилегающая кираса с рельефным орнаментом оставляли открытыми загорелые мускулистые руки, ноги и шею. По низу кирасы были прикреплены кожаные полоски с металлическими бляхами. На ногах эндромины . На плече, оставляя свободной правую руку, заколот фибулой плащ-хламис тёмно-вишнёвого цвета. А самым замечательным был восхищённый взгляд карих с золотой искрой глаз. Никита не отводил их от нас, замерев на пороге и приоткрыв рот.
– Все в сборе, – улыбнулся Сарох, – давайте ужинать.
У меня невыносимо громко заурчало в животе.
Еда была вкусной: похлёбка из трав пряной и душистой, грибное жаркое таяло во рту, спелые фрукты истекали сладким соком. Завершали трапезу тёплым молоком с печеньем и диким мёдом.
Старец Сарох и его дочери оказались чудесной компанией. С ними было уютно и безопасно. Мы слушали истории о кентаврах, амазонках, морских божествах. «Среди моих друзей старец Протей, меняющий, подобно морю, свою форму. Он вещий морской бог, только застигнуть его надо неожиданно…», – всё ещё звучало в моей голове, когда веки уже слипались от усталости. Дриады проводили меня к постели. Ясные их глаза лучились добротой, речи были спокойны и мудры. «Может они старше, чем кажутся», – услышала я шёпот камеи. Или это было последним, о чём я подумала, погружаясь в сладкий сон.