Максим Горький
«Дед Архип и Лёнька»
(рассказ, в сокращении Сергея Северова)

1
Ожидая паром, они оба легли в тень от берегов обрыва и молча смотрели на волны. Лёнька был маленький, хрупкий, в лохмотьях… Он задремал, а дед Архип, чувствуя боль в груди, не мог уснуть…
Сегодня старику было более плохо, чем всегда. Он чувствовал, что скоро ум-рёт. И куда денется его внук Лёнька?
Он ставил перед собой этот вопрос по нескольку раз в день, и ему хотелось сейчас же воротиться домой, в Россию…
Но – далеко идти в Россию… Всё равно не дойдёшь, умрёшь где-нибудь в до-роге. Здесь по Кубани подают милостыню щедро; народ здесь зажиточный. Но не любят здесь нищих, потому что богаты…
Лёнька зашевелился и поднял на деда голубые глаза.
- Идёт? – спросил он и посмотрел на реку.
- Нет, ещё не идёт.
Лёнька недовольно отвернулся от воды. Он взял в руки ком сухой глины и размял его пальцами в пыль.
- Вот, - тихо сказал Лёнька, - земля эта теперь… взял я её в руки, растёр, и стала пыль. Но вся она большая. И всего на ней понастроено… Сколько мы с тобой городов прошли! А людей везде сколько!
- Умница ты моя! Кабы грамоту тебе!.. Далеко бы ты пошёл. И что с тобой бу-дет?..
Дед прижал голову внука к себе и поцеловал её.
- Так уж устроено богом, - сказал дед Архип. – Всё – земля, а сама земля – пыль. И всё умирает на ней… Вот как! И должен потому человек жить в труде и смирении. Вот и я тоже умру скоро. Куда ты тогда пойдёшь без меня?..
Лёнька часто слышал от деда этот вопрос. Ему уже надоело рассуждать о смерти.
- Что ж ты молчишь? Как без меня будешь? – тихо спросил дед.
- Говорил уж… - недовольно произнёс Лёнька.
- Глупенький ты ещё. Сколько тебе от роду? Одиннадцатый год только. И хил ты, негодный к работе. Куда ж ты пойдёшь?.. А милостыню собирать несладко и мне, старику. Каждому поклонись, каждого попроси. И ругают тебя, и колотят, и го-нят…Думаешь, человеком считают нищего? Никто! Десять лет по миру хожу – ни-кто!
Дедушка сел и заплакал.
- Не плачь, дедушка, - проговорил Лёнька. – Не пропаду. В монастырь уйду…

2
Подъехал паром. Дед и Лёнька вошли на паром и прислонились к борту. Па-ром вздрагивал и качался, медленно двигаясь вперёд.
Глядя на воду, Лёнька чувствовал, что у него кружится голова… Широко рас-крыв глаза, он смотрел кругом. Над ним смеялись казаки, причаливая паром к бере-гу:
- Что, заснул? Хилый ты. Садись в арбу, довезу до станицы. И ты, дед, садись.
Дед, кряхтя, влез в арбу. Лёнька тоже прыгнул туда, и они поехали в клубах пыли, заставлявшей деда задыхаться от кашля.
- Сбирать пойдёте? – спросил казак.
- Конечно! – отвел ему дед Архип.
- Ночевать ко мне придёте. Придёт пора на ночлег идти, спроси Андрея Чёр-ного, это я и есть. А теперь слезай. Прощайте!
Дед и внук очутились перед кучкой тополей. Из-за их стволов виднелись крыши, заборы…
Перед нищими тянулся узкий проулок. Они направились в этот проулок.
- Ну как мы, Лёня, пойдём – вместе или порознь! – спросил дед.
- Порознь…
- Ну… К церкви приходи.
- Ладно.
Дед свернул в проулок налево, а Лёнька пошёл дальше. Сделав шагов десять, он сбросил котомку с плеч, положил на неё голову и крепко.
Проснулся он от странных звуков. Кто-то плакал неподалёку от него. Он под-нял голову и поглядел на дорогу. По ней шла девочка лет семи, чисто одетая, с красным и вспухшим от слёз лицом.
- Ты чего плачешь? – спросил он у неё.
Она вздрогнула и остановилась, сразу перестав плакать, но всё ещё потихонь-ку всхлипывая. Потом она посмотрела на него, у неё снова дрогнули губы, сморщи-лось лицо и, снова громко зарыдав, она пошла.
Лёнька пошёл за ней.
- А ты не плачь. Большая уж – стыдно! – заговорил он. – Ну, чего ты разреве-лась?
- Платок… потеряла!.. Батька с базара привёз… голубой, с цветками, а я наде-ла – и потеряла. – И заплакала снова, сильнее и громче.
- Н плачь!.. может, найдётся… - тихонько прошептал он. – Хочешь, я с тобой пойду и расскажу всё? Заступлюсь за тебя, не бойся!
- Не надо, - прошептала она, - не ходи… Мамка не любит нищих…
И пошла от него прочь. Лёньке сделалось скучно…

3
Приближался вечер. Солнце уже было низко. Небо темнело. Лёньке стало ещё скучнее и даже боязно чего-то. Он пошёл к церкви. Там его уже ждал дед.
- Что, пуста котомка? – спросил дед. – А я вон сколько!.. – и, кряхтя, он свалил с плеч на землю свой туго набитый мешок. – Ух!.. хорошо здесь подают!  Ну, а ты чего такой надутый?
- Голова болит, - тихо молвил Лёнька.
- Устал… Вот ночевать пойдём сейчас. Как казака того звать?
- Андрей Чёрный.
- Так и спросим: а где тут Чёрный Андрей? Вот к нам человек идёт…
Какой-то казак подошёл к ним и сказал:
- Ну – пойдёмте в сборную!
- Зачем? – встрепенулся дед.
- А надо… Велено. Ну!
Они пришли в сборную… Там деда схватили под руки двое дюжих молодцов.
- Я не виновен! – взвизгнул дед.
Лёнька, заплакав, опустился на пол.
Тогда подошли и к нему. Подняли, посадили на лавку и обшарили все лохмо-тья, покрывшие его маленькое тельце.
- А может, они спрятали где! – крикнул один казак.
Лёньке стало так страшно, что он потерял сознание.
Когда он очнулся, его голова лежала на коленях деда.
- Оклемался, родной?!. Пойдём-ка отсюда. Пойдём, - отпустили нас…
Покинув станицу, они сели под густой тенью ветвей тополя. Уже настала ночь, взошла луна.
- Пойдём, милый!.. идти надо, - сказал дед.
- Посидим ещё!.. – тихо сказал Лёнька. У него кружилась голова. Он задумчи-во смотрел вдаль, откуда выползали медленно тучи.
- Ну, посидим, посидим!.. – бормотал дед и шарил за пазухой. - …Лёнька! По-гляди-ка!.. – вдруг сказал дед и протянул Лёньке что-то длинное и блестящее. – В серебре! Серебро ведь! Дорогая вещь!
Лёнька вздрогнул и оттолкнул его руку.
- Спрячь скорей!.. ах, дедушка, спрячь!.. – прошептал он.
- Боишься, милый? Я заглянул в окно, а он висит… я его цап… а потом спря-тал в кустах… И платок взял – вот он где!
Дед выхватил дрожащими руками платок из своих лохмотьев и потряс им пе-ред лицом Лёньки.
Лёнька вспомнил плачущую девочку, которую встретил этим вечером…
А дед всё говорил:
- Кабы сто рублей скопить!.. Умер бы я тогда спокойно…
- Молчи! – крикнул Лёнька. – Умер бы, умер бы… А не умираешь вот… Вору-ешь! Вор ты старый! У дитя украл! Не будет тебе на том свете прощенья за это!..

4
…Грянул удар грома и покатился над степью. Стало темно. Сверкнула мол-ния. И снова рыкнул гром…
Лёньке стало страшно. Он крестился. Дед сидел неподвижно и молча, точно он сросся со стволом дерева, к которому прислонился спиной.
- Дедушка! – прошептал Лёнька. – Идём в станицу!
Небо снова дрогнуло и снова вспыхнуло голубым пламенем. Стали падать крупные капли дождя.
- Дедушка!.. – крикнул Лёнька.
- Что ты… Боишься… - хрипло проговорил дед. – Не пойду я в станицу! Пусть меня, старого пса, вора… здесь дождь потопит… и гром убьёт! Не пойду! Иди один в станицу. Не хочу, чтоб ты сидел здесь. Иди, иди! Иди!
Дед уже кричал глухо и сипло.
- Дедушка!.. прости!.. – сказал Лёнька.
- Не пойду… Не прощу! Семь лет я тебя нянчил! Всё для тебя… и жил… для тебя! На жизнь твою копил… ну и воровал! Господь видит всё… он меня накажет за воровство! Ох!..
Дед махал рукой в воздухе и всё бормотал что-то, уже уставая и задыхаясь.
Потом дед склонился над ним, обнял его своими тонкими и костлявыми рука-ми, прижал к себе и вдруг взвыл.
Лёнька вырвался от него, вскочил на ноги и стрелой помчался куда-то впе-рёд...
Поутру другого дня, выбежав за околицу, станичные мальчики нашли полу-живого старика. Он не мог подняться с земли. У него отнялся язык, и он всё искал в толпе собравшихся вокруг него казаков своего Лёньку…
К вечеру старик умер, и зарыли его там, где нашли, - под деревом. Казаки ре-шили, что хоронить его на погосте не следует. Во-первых, он чужой, во-вторых – вор, а в-третьих – умер без покаяния. Около него в грязи нашли кинжал и платок.
А через два или три дня нашёлся Лёнька. Он лежал, раскинув руки и лицом вниз, в жидкой грязи. Его похоронили рядом с дедом…

Отредактировано severov (2011-11-16 22:11:59)