Педагогический рай Бороздина
Репортаж из детского оздоровительно-образовательного центра 12 сентября, 06:14
Анна Огородникова
журналист, бизнес-тренер
фотографии Веры Сальницкой
Когда мы договаривались о встрече, Алексей Бороздин спросил:
— Так вы ко мне из ада приедете?
Я ехала из центра Новосибирска, но не обиделась: большинство людей из Академгородка уверены, что живут в эдемских садах. При этом сам Бороздин считает раем свой центр, где он лечит детей с тяжелыми случаями умственной отсталости.
Школа Бороздина расположена в здании школы № 125, к которой от остановки ведет лесная тропка. Светит солнце, стайка старшеклассников курит в кустах, листва еще почти не начала желтеть. «Муниципальное бюджетное образовательное учреждение дополнительного образования детей г. Новосибирска „Детский оздоровительно-образовательный центр А.И. Бороздина“», — написано на табличке у входа белым по синему. Симпатичная мама с двумя детьми звонит в дверь. Все кажется очень обычным.
Я вхожу следом и с удивлением замечаю отсутствие унылого казенного запаха, памятного еще по советскому школьному детству. Здесь не пахнет болезнью, тоской и дурной бесконечностью — всем тем, с чем привыкли иметь дело родители детей с тяжелыми отклонениями в развитии. В центре очень чисто и спокойно, как-то непривычно цивилизованно и благополучно.
Из какой-то боковой двери появляется сам Алексей Иванович — обаятельный, седовласый, ясноглазый. Со старорежимной галантностью целует ручку. В поисках подходящего для беседы места заглядывает в несколько классов, успевает поворчать на мобильные телефоны, на чиновников и олигархов — не найти, мол, в стране четырехсот тысяч на ремонт — и, наконец, привычно устроившись у открытого фортепиано, начинает беседу.
Я прошу рассказать о себе, о готовящейся к печати книге «В контексте жизни ». Бороздин берет с пюпитра рукопись и начинает читать о том, как умели петь в его родной Казацкой слободе, как он сам освоил трофейную скрипку и играл на танцах, как, не зная нот, отправился поступать в музыкальное училище и, как ни удивительно, поступил. Его взяли на отделение виолончели — больше никто идти туда не соглашался. Потом была консерватория во Львове, перевод в новосибирскую консерваторию и выбор работы. Бороздин решил занять скромное даже по тем временам место преподавателя в районной музыкальной школе — очень уж не хотелось оркестровой рутины. Он поселился в общежитии с молодыми физиками, приехавшими в Академгородок поднимать науку.
— После женитьбы и рождения детей я понял, как же мало я получаю. Тогда я стал частным образом готовить детей к поступлению в музыкальную школу, она была одна на весь Академгородок. У меня это хорошо получалось. Со временем ко мне стали попадать и дети с некоторыми отклонениями в развитии, — рассказывает Алексей Иванович. Постепенно об удивительных результатах обучения стали говорить все больше, и однажды Бороздина пригласили в профессорскую семью заниматься с больным ребенком: девочка совсем не развивалась, от нее отказались даже в столице. Когда учитель музыки увидел огромные черные глаза на худеньком личике, он испугался. Хотел убежать. Но — остался и победил. Девочка, которая в пять лет не могла удержать ложку в руках, выросла умницей и красавицей, живет в Париже и воспитывает двоих детей.
7467детей-инвалидов в Новосибирской области
Эта встреча привела к созданию в 1991 году социально-педагогического центра. Первое время Алексей Иванович вместе с двумя единомышленниками, один из которых был физиком, а другой художником, работали в холодном бесхозном бараке на голом энтузиазме. Постепенно стали появляться спонсоры, единомышленники и последователи, но официальная педагогика и медицина еще долго не желали признавать самозванца.
Потом были успех, признание на официальном уровне, овации на международных конгрессах, выгодные предложения работы за рубежом, которые он каждый раз отвергал:
— Я готов поделиться всем, что знаю и умею, но никогда не уеду жить за границу.
101Я люблю нашу страну и ненавижу наше нынешнее государство, я хочу лечить детей и жить в Академгородке.
— Я никогда не работал ради денег, — Бороздин выдает чеканные формулировки, за которыми явственно ощущается то, что принято называть четко жизненной позицией.
Говорит Бороздин великолепно — хорошим языком, выразительно, живо, с юмором. Пишет еще лучше.
— Мы занимались с Ванечкой с раннего детства. То, что у него было — с этим никто не работал, и никто, кроме нас, не работает до сих пор. Недавно Ванечка поступил в духовную академию на отделение иконописи, — рассказывает Алексей Иванович. Подробно говоря о Ване, его семье и успехах, он ни разу не назвал диагноза, и это не случайно — они в центре запрещены. Заболевания не указаны даже в карточках, потому что здесь не лечат пациентов, а раскрывают способности неповторимых личностей в процессе совместного творчества.
Но вот начинается урок, и Алексей Иванович ведет меня в класс, прервав рассказ на полуслове. В классе два человека: преподаватель Елена и мальчик Егор.
— Су-ка-су-ка-ё-ба-ный-ты-су-ка-су-ка-ё-ба-ный, — тянет как мантру десятилетний Егор. Он раскачивается на стуле, временами бьется затылком о стену и пускает слюни. Педагог подпевает ему красивым сильным голосом:
— Щу-ка-щу-ка-о-ку-ни-там-щу-ка-щу-ка-о-ку-ни, — точно попадая в ритм и рифму. Одновременно Елена массирует ему руки и на ходу поясняет ситуацию:
— Мальчик пропустил два месяца занятий, и теперь нужно восстановление. Сейчас я стараюсь увести его от агрессии.
Но Егор не хочет уходить от агрессии, отказывается рисовать рыб, отбрасывает кисточку и вполне увесисто шлепает Лену то по колену, то по плечу.
Абилитация — восстановление физических и умственных способностей детей-инвалидов, официально признанных неизлечимыми и необучаемыми
— Сделай мне массаж, а теперь я тебе, — педагог снова и снова старается направить мальчика в мирное русло, вовлекает во взаимодействие, подхватывает малейшую возможность контакта. Егор то тише, то громче продолжает петь свою песню, но иногда замолкает и даже вступает в диалог. Когда он говорит, Елена точными уверенными движениями дотрагивается до его лица, видимо, для того, чтобы стимулировать артикуляцию. Я понимаю почти все, что он говорит: летом мальчик побывал в церкви, он хочет обидеть Лену, папа в командировке, а мама сегодня не пекла пироги. Урок окончен. Егора встречает мама, а Елена подводит итог:
— Мы сделали сегодня все что смогли. Это надо видеть и об этом надо говорить. Проблема существует, ее нужно решать.
— Ему станет лучше?
— Лучше станет обязательно, а дети у нас все тяжелые, с легкими могут справиться другие, — отвечает Бороздин.
— Наверное, это мое призвание — учить и лечить детей. Мы все здесь занимаемся духовной деятельностью, и прекрасно это понимаем. Я думаю, Господь всю жизнь вел меня к этому через музыку, через преподавание, через Академгородок, — Алексей Иванович со спокойной уверенностью произносит слова, которые сегодня произносить не любят и не умеют. Они звучат как истина.
Зарплата педагога муниципального центра — шесть тысяч рублей, но благодаря хитросплетениям каких-то новых инструкций «девушки из кабинетов» настойчиво хотят снизить ее до четырех. Бороздин теток с инструкциями не боится — он знает себе цену и при необходимости легко находит понимание в высоких инстанциях. Его отношения с властями строятся по идеальной булгаковской формуле: «Никогда ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас. Сами придут и сами все дадут». Кстати, именно так у центра в 1998 году появилось нормальное помещение — к Борозину приехал тогда еще мэр Толоконский с советниками, увидел своими глазами, что здесь происходит, и моментально выделил центру площади, пятнадцать ставок и муниципальный статус.
После урока мы идем в гостиную. Это уютная комната с ковром и диванами, на которых мамы в компании психолога поджидают ребят с занятий. Несмотря на то, что внешний вид, движения, речь и поведение их детишек пока мало напоминают то, что мы привыкли считать нормой, все совершенно естественно улыбаются. В общем, ведут себя спокойно. Алексей Иванович объясняет, что работа с родителями особых детей ведется целенаправленно и за два-три месяца они обретают давно утраченное душевное равновесие, а во многих семьях снова рождаются дети.
Термин «аутизм» придумал в 1910 году швейцарский психиатр Эйген Блейлер
Сегодня у Бороздина работают пятнадцать педагогов, еще шесть — в городском филиале на базе коррекционной школы № 53. Это музыкальные работники, психологи и специальные психологи, педагоги-психологи, дефектологи, логопеды, социальные педагоги. Еще центру нужен врач-кинезиолог, но найти такого специалиста очень сложно. Педагоги выходят на работу на полдня тройками в соответствии со структурой занятий: музыка, ИЗО, общее развитие, всего три получасовых урока. Дети приходят на индивидуальные занятия дважды в неделю. Так устроена первая из четырех ступеней абилитации, дальше детей ждет работа в парах, общие занятия или квази-школа, утренники и встречи выпускников.
Всего в центре около пятидесяти воспитанников в возрасте от трех до двенадцати лет. Кто-то из них будет ходить на занятия всего два-три месяца, кому-то потребуется год, два, три или четыре. По статистике, до 80% выпускников центра каждый год уходят в детские сады, обычные или коррекционные школы. Тех, кто пока к коллективу не готов, но уже достиг определенного уровня, передают по эстафете в другие центры. Дети учатся и нормально социализируются, иногда оканчивают высшие учебные заведения. И это — те, кому в недавнем прошлом медики вынесли вердикт «неизлечим, необучаем, невоспитуем». С этим диагнозом было два варианта: коротать дни в специальных учреждениях или всю жизнь сидеть в углу квартиры.
За двадцать лет Бороздин и сотрудники его центра провели сотни методических семинаров, тренингов и открытых уроков, выступили на бесчисленных профессиональных форумах, описали свой опыт в десятках научных статей и книге «Этюды абилитационной педагогики». Именно благодаря им, у медиков сегодня снят синдром страха по отношению к детям с тяжелыми формами умственной отсталости. В школе Бороздина нет секретов, уроки открыты для всех желающих — коллег, студентов, журналистов, родителей. Он рад передать свой метод всем, кто готов его воспринять.
За учебный год 2009-2010 в Центр Бороздина поступили 14 детей, девять из них пошли в образовательные заведения (детские сады и коррекционные школы)
— Раньше говорили о реабилитации больных детей, но это неправильно, — объясняет Бороздин. — Приставка ре- означает восстановление утраченного. А наша задача — научить детей делать то, чего они никогда раньше не делали. Поэтому я назвал свой метод абилитационной педагогикой. Мы не пишем диагнозов, потому что они могут напугать преподавателей. Мы любим детей, подхватываем каждую крупицу успеха, не ограничиваем развитие навязанными извне пределами, шаг за шагом идем к здоровью и нормальной социализации. Как только на моем занятии ребенок попадает в ноту фа, я понимаю, что рано или поздно он попадет и в ми, и в ре, научится чувствовать ритм, начнет слышать, петь, говорить.
В центре отменены не только диагнозы, но и поурочные записи.
— С нашими детьми невозможно заранее планировать, как пройдет урок. Зато после урока педагог подробно записывает в тетрадь все, что произошло на занятии, и по этим записям можно проследить динамику выздоровления. Мы никогда не устраиваем показухи, потому что это безнравственно. Мы никогда не будем брать с родителей ни копейки денег, — Бороздин говорит быстро, четко, убежденно.
Мы возвращаемся в зал с фортепиано, Алексей Иванович говорит о музыке, играет пару очаровательных песен собственного сочинения на стихи Роберта Бернса, дарит мне ноты с автографом «на память о незабываемой встрече» и на прощанье снова целует ручку.
Источник http://www.sib.fm/stories/2011/09/12/pe … -borozdina
