Аркадий Смолин, обозреватель РАПСИ
Агрессивное и неадекватное поведение телеведущих все чаще представляет опасность для безопасности и даже жизни зрителей и участников телевизионных шоу. Последним громким примером противоправной природы "актуального" развлекательного телевидения стало уголовное дело по статье "доведение до самоубийства", возбужденное в Индии против известной телеведущей Ракхи Савант.
Однако менее чем через три месяца после того, как о самоубийстве участника индийского телешоу стало известно по всему миру, российская телеведущая Елена Малышева выбрала для работы с зрителями не менее скандальную и унизительную форму. В эфире государственного канала, следуя гоголевской традиции, она символически низвела человека до одной части тела.
Сюрреалистичность ситуации усугубляется тем, что женщине из зала суждено было воплотиться даже не в нос, а в типично мужской орган. Если принять во внимание, что аудитория Первого канала – 98,8% населения РФ, легко представить себе судьбу этой женщины и ее сына в ближайшем будущем.
24-летний индус после унижения в телеэфире впал в депрессию, начал избегать любого общения и, в конце концов, покончил с собой. Его российская сестра по несчастью также начинает проявлять признаки асоциального поведения: боится идти на родительское собрание и думает забрать сына из школы, где его после телеэфира подвергли обструкции.
Хочется надеяться, что на этом сходство двух жертв развлекательного телевидения исчерпывается, хотя параллели в поведении телеведущих пугают: как Малышева, так и Савант в эфире обсуждали тему эффективной работы мужского достоинства, чем изрядно шокировали непредупрежденных гостей студии.
Предположим, что Малышева не хотела унизить зрительницу из зала, отрезав горловину ее свитера как иллюстрацию обрезания крайней плоти. Однако, отсутствие культуры принесения публичных извинений на российском телевидении пугает не меньше, чем злоупотребления элементами унижения в развлекательных шоу (многие из которых используют процедуру публичного унижения как сюжетный двигатель).
Психология изначально рассматривала унижение как одну из сильнейших травм, которая может стать причиной острого невроза и девиантного поведения. Между тем, сегодня унижение стало не столько психологической, сколько правовой проблемой. На Западе судебные иски о защите чести и достоинства занимают лидирующие позиции, как по суммарной численности, так и в процентном отношении положительных решений суда. В США даже существует преуспевающая прослойка адвокатов, специализирующихся исключительно на отстаивании прав зрителей и участников реалити-шоу.

Таким образом, доступность и востребованность среди простых граждан защиты чести и достоинства в судебном порядке служит лакмусовой бумажкой состояния всего правового поля страны. Даже на примере малых групп (тюрьма, школа) становится очевидно, что отказываясь отстаивать свою честь, человек автоматически отказывается и от других прав.
В этом контексте особенно важно понять, почему в нынешней России судебные перспективы подвергшейся явному унижению в телеэфире женщины выглядят туманно, хотя наличие соответствующих законов и прецедентов мирового опыта должны убеждать в обратном.
Статья 130 УК РФ трактует оскорбление как "унижение чести и достоинства, выражающегося в отрицательной оценке личности потерпевшего, которая подрывает его престиж в глазах окружающих и наносит ущерб уважению к самому себе". Как публичное представление женщины в качестве образа мужских гениталий может сказаться на ее престиже и уважению к себе?
Пункт 2 этой статьи предписывает за оскорбление, содержащееся в публичном выступлении или СМИ, наказание штрафом в размере до 200 минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух месяцев, либо обязательными работами на срок до 180 часов, либо исправительными работами на срок до одного года.
То есть, формулировка закона, вроде бы, снимает все вопросы о потенциальном исходе этого дела. А размер штрафа выглядит несущественным для Малышевой или любого другого виновного сотрудника телешоу, чтобы оказывать противоправное воздействие на суд.
Вот тут мы сталкиваемся с главным парадоксом групповой психологии россиян: возможно, именно здесь находится камень преткновения, сводящий на нет все усилия по расширению правового поля в России. Вместо того, чтобы законно призвать к ответу сотрудников патологической телепередачи, пострадавшая женщина предпочитает публично жаловаться и искать сострадания, будто это простое невезение. Вряд ли это не мазохизм в чистом виде, скорее – симптом стабильности российского общества унижения.
Нам не удалось припомнить ни одного случая в России, когда организаторов телешоу привлекли бы к ответственности за унижение или оскорбление простого зрителя, при том, что за рубежом такие судебные дела едва ли не поставлены на поток. Получается, в результате многолетних всесторонних унижений в массовом сознании россиян наступил рессентимент – мазохистское принятие ситуации со всеми сопутствующими изменениями в психике.
У любого человека систематические унижения приводят к краху системы ценностей, сформированной в детстве родителями, самостоятельно с помощью художественной литературы или на основе официальной пропаганды. Мало ведь кто изначально учился лгать и воровать. Однако ,каждое столкновение с реальным миром, где идеалистические представления (в том числе о "правовом самосознании", "диктатуре закона" или "гражданском обществе") не котируются, вызывает у человека жгучее чувство унижения, которое, в конце концов, выливается в стремление любой ценой избежать его повторения.
Результатом такого краха ценностей становится пересмотр установок – формирование того, что Медведев называл "правовым нигилизмом". Если все вокруг воруют и обманывают, уже не кажется унизительным, например, дать взятку.
Телевидение делает зрелище унижения привычным, а воспринимать обыденное явление как преступление противоречит человеческой психологии. Люди вынуждены воспринимать унижение как нормальную ситуацию, продуцируя соответствующие защитные рефлексы,- не обращать внимания, пренебрежительно оценивать все личные случаи унижения в сравнении с транслируемыми по телевидению, принимать их как свою вынужденную обязанность.

Государственный смысл унижения, по всей видимости, заключается в том, что чувство униженности подавляет защитные механизмы противодействия страху. Благодаря этому страх до сих пор остается основным мотивирующим механизмом государственного управления обществом, не смотря на то, что мировой опыт давно наглядно доказал ошибочность такой тактики. Люди без чувства собственного достоинства не могут искренне соблюдать правила, а значит и законы.
Страх не является достаточным инструментом принуждения, поскольку автоматически подсознательно внушает человеку желание нарушить навязанные правила в качестве символической победы над доминантом. Отсюда распространенное в СССР и России воровство у государства, халтура на работе, коррупция – зачастую эти нарушения не столько приносят выгоду, сколько позволяют униженному, запуганному человеку ощутить иллюзию частичной сатисфакции по отношению к начальству, абстрактным властям и государству.
Почему тогда телевидение в России превратилось в главного пропагандиста унижения? Для ответа на этот вопрос необходимо углубиться в истоки возникновения института унижения. Не секрет, что это основной инструмент построения вертикали власти в стае животных – в первую очередь, приматов. Лидер утверждает свою власть, избивая или насилуя остальных самцов. Аналогичные действия проделывают по отношению к более слабым особям и другие члены стаи. Таким образом, процедура унижения заменяет выборы в обществах с недоразвитым институтом демократии.
Отсюда можно было бы предположить, что телевидение, как государственно значимое, а следовательно – подконтрольное, СМИ, ретранслирует ценности некоего власть имущего альфа-самца. Эскалация культуры унижения и дискредитация всех представлений о правах человека в телеэфире должна быть наглядной демонстрацией рядовому зрителю реальности доминирования привилегированных классов, а также  утверждать естественность такого положения вещей.
Однако, эта версия подвергается сомнению, если принять во внимание те жесткие конкурентные условия, в которых находится сегодня телевидение. Оно больше не имеет ресурсов для воспитания, отстаивая свою аудиторию перед натиском Интернета, телевидение вынуждено угождать. Другими словами, телевидение за последние двадцать лет мутировало из рупора власти в коллективное бессознательное.
Анализируя это бессознательно, мы видим, что призонизации общества почти достигла своего предела – отличия в жизненных принципах условного "пролетариата" в провинции и зэков-рецидивистов в колонии минимальны. Как следствие культура управления почти на всех социальных этажах подменена навыками подавления (принципы формирования вертикали власти в тюрьме, крупном бизнесе и ряде госорганов, как известно, мало чем отличаются от действий приматов в стаях). На коммуникативном уровне торжествует "пацанская этика", также построенная на перманентной дуэли унижениями (начиная с "подколов", где обида и предъявление претензий является признаком поражения).
При этом надо учитывать, что в результате Интернет-экспансии телевидение сегодня вынуждено ориентироваться на малообразованные, инертные массы – ту самую протоплазму, из которой формируется фундамент политической и социальной стабильности страны – рядовой состав милиции, армии, и в целом – рядовой гражданин – носитель комплекса национальных ценностей.
И для этих масс телевидение легализует их собственные неформальные представления о правилах поведения. Вместо обоснования силы прав человека, потенциальный милиционер или чиновник видит на телеэкране торжество методов унижения и модифицированного кодекса "понятий". Возникает эффект зеркального коридора – отражаясь друг в друге общество и телевидение делает чувство унижения систематизирующей доминантой. Вплоть до национальной идеи.
Полную версию материала читайте на сайте РАПСИ >>
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции